Хвалу цветам и именам,
Догадываясь еле-еле
О том, что недоступно нам.
Но эта смутная догадка
Полу-мечта, полу-хвала.
Вся разукрашенная сладко,
Тем ядовитее была.
Сияла ночь Омар-Хаяму,
Свистел персидский соловей,
И розы заплетали яму,
Могильных полную червей.
Быть может, высшая надменность:
То развлекаться, то скучать.
Сквозь пальцы видеть современность,
О самом главном — промолчать.
Стихотворение Георгия Иванова "Восточные поэты пели" представляет собой медитацию о сущности поэзии и о том, как она может быть использована для выражения недоступного. Поэзия здесь представлена как средство доступа к невидимому, непостижимому миру, который поэты пытаются раскрывать через свои стихи.
Первый куплет обращается к поэтике Востока, где поэты часто пели о красоте природы и именах. Это может быть метафорой для способа, которым поэты пытаются выразить невыразимое - через косвенные образы и символы.
Второй куплет дополняет первый, углубляя мысль о "смутной догадке". Это похоже на описание поэзии как попытки выразить то, что лежит за пределами обычного восприятия. Сладость и яд в последних строках могут указывать на двусмысленность поэзии, которая может как обольщать, так и разрушать.
Третий куплет продолжает метафору, используя известного восточного поэта Омара Хаяма и его ночные звезды, персидского соловья и розы, чтобы подчеркнуть контраст между внешней красотой и внутренней гибелью.
Завершающий куплет предлагает интерпретацию всей предыдущей медитации. Поэзия может быть средством избегания действительности, развлечения, отвлечения от скучной повседневности. Однако вместе с тем, она оставляет невысказанным "самое главное". Это может указывать на интригующую идею, что истина, на которую указывает поэзия, не всегда явно выражена, но всегда присутствует.